Что происходит в головах влюбленных. «Поняв, как работает мозг, вы достучитесь до любого

Любовь головного мозга: что происходит в голове, когда мы любим

Любовь — одно из самых сильных чувств, знакомых человечеству. Но если раньше вопросом «Что есть любовь?» задавались в основном люди искусства и литературы, то с развитием науки и технологий за неё серьезно взялись ученые — нейробиологи и нейропсихологи. Оказывается, в биологии принято различать три типа «любви»: сексуальное влечение, романтическое притяжение и любовную привязанность. Настя Травкина рассказывает для читателей Memini, что делает с человеком любовь.СЕКСУАЛЬНОЕ ВЛЕЧЕНИЕ

Сексуальное влечение ещё называют сексуальной мотивацией. Потому что оно мотивирует человека и других животных активно действовать: в зависимости от степени возбуждения человек способен даже на подвиги и безрассудства, чтобы заполучить секс с подходящим ему партнёром. Учёные не могут понять, как именно живые существа выбирают себе одного, а не другого партнёра. Но зато известно, что обеспечивает наличие «бабочек в животе» — половые гормоны (эстрогены и андрогены) и система дофаминового поощрения.

Основной мужской половой гормон тестостерон связывают с сексуальной мотивацией обоих полов, хотя доподлинно неизвестно, какую именно роль он играет. Рядом с женщиной в период овуляции у мужчин повышается уровень тестостерона, что может усилить их стремление привлечь партнёршу. Повышенный уровень тестостерона и сексуального желания также показывают мужчины и женщины, которые состоят в полиаморных отношениях, то есть имеют нескольких сексуальных партнеров.

Роль женских гормонов в половом влечении ещё более туманна. Традиционно эстроген связывают с увеличением либидо: максимальный уровень эстрогена приходится на середину менструального цикла, когда организм женщины овулирует, то есть готовится к зачатию, — а значит, это время лучшее для секса с биологической точки зрения. Прогестерон, «гормон беременности», наоборот, связан с ослаблением влечения «за ненадобностью». Пока что женские половые гормоны рассматривают в первую очередь как регулятор менструального цикла, зачатия, беременности и родов.

Однако половые гормоны увеличивают только либидо: инъекции тестостерона взрослым людям повышают их сексуальность, но не заставляют влюбляться. Топливом для любовной мотивации служит нейромедиатор дофамин. «Система поощрения» в мозге активируется выбросами этого гормона, заставляя нас предчувствовать удовольствия и добиваться награды, в данном случае — секса с подходящим партнёром. В надпочечниках вырабатывается адреналин, активируя организм: отсюда потение, бешеный ритм сердца и желание скакать и прыгать, которые мы чувствуем во время первых контактов с понравившимся человеком.

РОМАНТИЧЕСКОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ

Романтическая влюблённость знакома большинству людей: постоянное эмоциональное возбуждение, сфокусированность на объекте любви и тяга соединиться с возлюбленным физически и эмоционально.

Основной триггер влюблённости — это дофамин, участвующий в системе мотивации и поощрения. Как уже сказано, дофамин связан с предвкушением удовольствий и мотивацией их добиваться. Он не приносит нам удовольствие, как считалось ранее, а возбуждает желание испытать его.

Роль дофамина в обучении новому менее известна, но он ответственен за удовольствие от познания: шансы индивида научиться чему-нибудь полезному для выживания повышаются, когда обучение приносит мозгу удовольствие. Вероятно, с этим свойством дофаминовой молекулы отчасти связано ощущение новизны и свежести от отношений с новым партнёром и способность перенимать его интересы.

72 процента мужчин и 84 процента женщин сообщают о том, что помнят даже незначительные мелочи, сказанные возлюбленными. Лучше запоминать всё, что связано с любимым, помогает повышение уровня норадреналина. Этот гормон участвует в закреплении в памяти новых стимулов, в том числе в процессе такого «впечатывания» в память у животных, которое называется импринтингом. Импринтинг был открыт как проявление инстинктивного поведения гусят, которые фокусируют своё внимание на матери, едва вылупившись из яиц, но могут принять за мать любой другой подходящий объект, вовремя «подсунутый» им для импринтинга. Поэтому образ возлюбленного надолго застревает в памяти, иногда даже определяя тот тип человека, к которому мы всё время стремимся в поиске любви.

О тех, кого любим, мы можем думать до навязчивости часто. Это можно объяснить не только активацией памяти, но и понижением уровня серотонина. У остро влюблённых серотонина так же мало, как и у страдающих настоящим обсессивно-компульсивным расстройством с навязчивыми мыслями. Повышенный уровень кортизола на ранних этапах влюблённости помещает организм в непреходящее состояние стресса и активизирует энергию. Кортизол и недостаток серотонина создают ощущение близости катастрофы и усиливают дофаминовое ожидание вознаграждения любовью как последнего шанса спастись от гибели.

Любовь, в отличие от только сексуального влечения, активирует островковую зону мозга. Она участвует в формировании таких высших психических функций как социальное сознание, ощущения «я», регуляция эмоций и эмпатия. Островковая зона также связывается с переживанием оргазма.

ЛЮБОВНАЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ

Любовная привязанность свойственна не только человеку, но и другим живым существам, когда они защищают общую территорию, вместе вьют гнезда, ухаживают друг за другом, разделяют заботу о потомстве и испытывают тоску при разлуке. У человека любовное союзничество связано с ощущением защищённости, спокойствия и эмоционального единства.

Партнёрские отношения регулируются окситоцином и вазопрессином. Эти гормоны вырабатываются во время плотного телесного контакта, объятий, секса, но особенно — во время оргазма. Хороший чувственный секс с бурным завершением делает людей эмоционально ближе, так как окситоцин и вазопрессин вызывают чувства единства и привязанности. Также эти вещества формируют родительское поведение. Они толкают пару живых существ оставаться друг с другом достаточно долго, чтобы выкормить потомство и продолжить свой вид.

Окситоцин вызывает доверие и чувство общности со «своими» и работает как триггер агрессии по отношению к чужакам, в том числе вызывая материнскую защитную ярость. Возможно, именно окситоцин способствует сильному изменению мозга женщины в период материнства. Есть предположения, что и в любовных отношениях выбросы окситоцина способствуют нейропластичности, «стирая» с нейронных карт старые паттерны и привязанности, чтобы дать место новым.

Привязанность начинает появляться примерно через год-два любовных отношений. В паре постепенно нормализуется уровень кортизола и снова поднимается количество серотонина. В то же время постоянный физический контакт «закачивает» в пару гормоны привязанности.Так на смену романтической влюблённости приходит дружеская привязанность после нескольких лет брака: из стресса любовь превращается в надёжную защиту от него.

ЛЮБОВНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ

Если влюблённых положить в МРТ-сканер и заставить рассматривать фотографии их возлюбленных, в их мозгу обнаружится приток крови к богатым дофамновыми рецепторами зонам мозга: хвостатому ядру и вентральной области покрышки.

Хвостатое ядро участвует в реализации потребности быть рядом с объектом привязанности: дофаминовый приток в «хвостатую» область провоцирует переживание визуальной красоты и желание близости. А так как эта область имеет связи с постановкой и достижением целей, то, возможно, именно активация этой области делает влюблённых такими настойчивыми, а в случаях патологической работы хвостатого ядра — крайне навязчивыми.

Вентральная область покрышки — это крупное скопление нервных путей системы поощрения. Во время влюблённости происходит крупные дофаминовые выбросы в этой области — так же, как при употреблении алкоголя, амфетамина, кокаина и героина. Механизм формирования любовной зависимости схож с механизмом алкоголизма, о котором мы уже писали. Зависимость от наркотических веществ приводит к дисфории и даже депрессии в отсутствие новой дозы, так как обычного количества дофамина не хватает для переживания радости и осмысленности жизни. Точно такой же механизм зависимости присущ и любовной потребности.

Нейрохимия любви — это настоящий наркотический коктейль, который обеспечивает мозгам влюблённой пары достаточно долгий «приход» для того, чтобы несмотря на различия и недостатки друг друга счастливо обзавестись потомством.

Одержимость возлюбленным — приятное и конструктивное бремя, однако дурные черты зависимости могут проявиться в случаях нарушений в работе дофаминовой системы или в ситуациях ужасной опустошённости после расставания. Иллюстрацией этого механизма служит печально известный эксперимент с отвергнутыми самцами плодовых мушек, которым жестокие исследователи подсунули алкоголь. Одинокие мушки катастрофически быстро спились.

МНОГО ЛЮБОВЕЙ СРАЗУ

Три системы могут работать в унисон. Например, сексуальные отношения только с целью получить физическое удовольствие могут развиться в романтическую влюблённость. Выделенные при оргазме вазопрессин у мужчины и окситоцин у женщины поспособствуют появлению ощущения близости и привязанности у обоих партнёров.

В то же время все три системы могут работать независимо друг от друга. Птицы, формирующие «супружеские» пары, привязываются друг к другу и растят вместе потомство. Но только примерно одна десятая из всех видов социально моногамных певчих птиц остаются верны одному сексуальному партнёру — большинство, несмотря на мифы, реализуют сексуальные желания вне гнезда. Точно так же и люди могут выражать глубокую привязанность к долговременному партнёру, делить с ним хозяйство, заботу о детях и планы на будущее — и в то же время переживать романтическое притяжение к другому человеку и испытывать сексуальное влечение в совершенно не касающихся любви и влюблённости обстоятельствах. Физиологически мы способны любить больше чем одного человека единовременно.

ЛЮБОВЬ В ДОЛГИХ ОТНОШЕНИЯХ

МРТ пар, живущих вместе около двадцати лет, показали, что мозг таких людей реагирует на супруга активацией той же дофаминовой системы вознаграждения, что и на начальных этапах отношений. В долговременных отношениях также активно присутствует стремление к единению, сфокусированное на партнёре внимание, повышение энергии и мотивации рядом с партнером и возвращение к мыслям о нём в разлуке. Это значит, что романтическая влюблённость может длиться и длиться.

Есть надежда, что те моногамные пары, чьи отношения стали более рутинными, могут «обновить» нейрофизиологический фон совместной жизни. Дофаминового выброса можно добиться, переживая совместно новые яркие и волнующие впечатления. Сексуальное влечение на этом фоне повышается. А увеличение частоты и качества секса снова запускает выработку окситоцина и вазопрессина, укрепляя чувство близости.

В переживании влюблённости, формировании привязанности, выборе партнёра и решении обзавестись потомством участвует целый пласт нейробиологических процессов. Однако мы не можем сказать, любовь запускает химические процессы или химия формирует любовные переживания. Пока что нам нужно продолжать наблюдать за собой.

Поняв, как работает мозг, вы достучитесь до любого

Работы Хелен Фишер о структурах мозга, отвечающих за характер, вкусы и привязанности, освещались в академических журналах, на конференциях TED и даже на сайте знакомств Match.com. Сегодня ее идеи применяет бизнес — например, такие компании, как Deloitte. Как сотрудник Института имени Кинси и Ратгерского университета Хелен Фишер консультирует топ-менеджеров. В 2015 году Фишер и Дэвид Лэбно — эксперт по лидерству и инновациям — основали компанию NeuroColor, занимающуюся корпоративным консалтингом.

Как вы перешли от анализа личных отношений к изучению профессиональных?

Мои работы по личностным особенностям стали известны, и Дэйв Лэбно, с которым мы тогда не были знакомы, услышал мое интервью на National Public Radio. Он позвонил и сказал: «Хелен, а ведь ты изучаешь не любовь — ты изучаешь взаимоотношения». Я сразу поняла: он прав! Мой опросник для подбора пар применим к семьям, друзьям, коллегам и клиентам. Дэйв долго работал в этом бизнесе, знал все личностные тесты — и понял, что я нашла нечто прорывное.

Чем ваш тест лучше других?

Он основан на химии мозга. Создавая опросник, я опиралась на работы нейробиологов, а при валидизации вместе с коллегами использовала данные функциональной МРТ.

Личность человека определяют два взаимодействующих фактора: культура (привнесенные воспитанием нормы) и темперамент (определяемый генами, гормонами и нейромедиаторами). Я изучаю темперамент. Ответ на вопрос Match.com, почему мы влюбляемся в того или иного человека, я стала искать в неврологии. Я два года штудировала литературу и все больше убеждалась, что каждая черта характера связана с одной из четырех систем гормонов — дофамин/норадреналин, серотонин, тестостерон и эстроген/окситоцин. Эта закономерность выявлена не только у человека, но и у обезьян, голубей и даже ящериц.

И как же они связаны?

Экспрессия определенных генов дофаминовой системы вызывает любознательность, креативность, импульсивность, энергичность и гибкость сознания. Такие люди любят риск и новизну. Те, у кого высок уровень серотонина (или кто принимает селективные ингибиторы обратного захвата серотонина как антидепрессанты), общительны и легко социализируются. Они консервативны и не стремятся исследовать мир. Экспрессия тестостерона делает человека упрямым, прямолинейным, решительным, скептичным и напористым — а также склонным к строгим дисциплинам: инженерии, ИТ, механике, математике и музыке. Наконец, преобладание эстрогена/окситоцина характерно для интуитов и эмпатов — вдумчивых, обладающих воображением и склонных доверять окружающим.

Консультируясь со статистиком, я разработала вопросы для оценки выраженности черт, связанных с каждой из четырех систем. Затем мы разместили их на Match.com и Chemistry.com и проследили, люди с какими результатами тянулись друг к другу.

Как вы обеспечивали точность результатов?

Я провела два исследования с МРТ: с молодыми и с пожилыми парами. Участники отвечали на вопросы и отправлялись в томограф. Оказалось, что у людей с высокими баллами по «дофаминовым» вопросам повышена активность дофаминовых путей. У «серотонинщиков» интенсивно работает область, ­отвечающая за ­восприятие социальных норм. «Тестостероновые» участники демонстрировали максимальную активность в структурах, отвечающих за визуальное восприятие и математическое мышление, а также в зонах влияния фетального тестостерона. Наконец, у получивших высокие баллы по эстрогену/окситоцину усиленно работали зеркальные нейроны, отвечающие за эмпатию, а также зоны влияния фетального эстрогена. Это и отличает мой тест от прочих: он измеряет именно то, что заявлено.

Значит ли это, что другие тесты не нужны?

Я не против признанных систем, основанных на психологии, лингвистике или даже интуиции, — но полагаю, что они менее точны: в них не использован строгий научный метод. Например, тест Майерс — Бриггс оценивает четыре параметра: экстраверсия/интроверсия, интуиция/здравый смысл, чувство/мышление и восприятие/суждение. В вопросах на чувство/мышление противопоставляются черты, связанные с эстрогеном/окситоцином и тестостероном. Восприятие/суждение — это выбор между дофаминовыми и серотониновыми чертами. Здесь тест выстроен верно. А вот противопоставление интуиции и здравого смысла «сталкивает» эстроген и серотонин — но в мозгу их структуры не противостоят друг другу.

Что касается экстраверсии/интроверсии, сама Изабель Майерс как-то сказала, что этот параметр определяет, как человек получает энергию: находясь в компании или оставаясь в одиночестве. Однако вопросы по этому разделу также определяют, замкнут человек или общителен, — а это совершенно иное. Например, я, как и многие, отношусь к общительным интровертам: мы любим болтать с друзьями, но для «перезарядки» нуждаемся в одиночестве.

Другая проблема этого и многих других тестов — стремление распределить людей по категориям. Но мозг невозможно категоризировать. Да, мой тест определяет, насколько вам присущи черты, связанные с каждой из нейросистем: одни могут проявляться сильнее, другие слабее, — все дело в степени выраженности.

Но и вы, и Match, и Deloitte навешиваете на человека ярлык одной доминирующей системы. В чем польза такой оценки?

Вот пример. Недавно я работала с мужчиной, у которого, как и у меня, высок уровень дофамина. Но серотонин, отвращающий от риска, у него был намного выше, чем у меня. И когда возникла проблема, я была уверена в своей оценке ситуации, а он стал осторожничать. Если бы я не знала химию мозга, я бы сочла его упрямцем. Но я понимала: это все серотонин. Его сомнения вызваны не мною лично и не нашим проектом — а его натурой. Это знание позволило мне сгладить назревавший конфликт и сплотить нас. Теперь я вижу пользу его серотонина для нас.

То есть нужно не только определять личностные особенности сотрудников, но и подстраиваться под коллег?

Конечно. Можно изменить подачу информации, ответы на вопросы и даже язык тела так, чтобы люди с другим характером лучше восприняли ваши слова. Еще пример. Старший партнер Deloitte, слушавший мои лекции, собирался выступить перед важным клиентом. Когда его команда подготовила презентацию, была полночь, и все собирались спать. Но он вдруг понял, что в выступлении слишком много теории и мало конкретики, а слушатели, топ-менеджеры международного банка, наверняка «серотонинщики». Все вернулись к работе, переделали презентацию — и заключили миллионную сделку. Умея находить подход к человеку, вы достучитесь до любого — клиента, босса, подчиненного.

А можно ли изменить свой характер и склад ума?

Да, но не полностью. Например, способности к математике привязаны к уровню тестостерона. У меня их нет. Вырасти я в семье физиков и архитекторов, я знала бы математику лучше — но все же никогда не достигла бы в ней высот. Или, скажем, можно ли сделать меня упрямой? Едва ли. Порой я вынуждена действовать жестко, но это вызывает у меня дискомфорт. Помню, после моей лекции в Смитсоновском институте ко мне подошла женщина-руководитель и пожаловалась: «На работе я решительная и авторитарная — но дома муж хотел видеть меня мягкой и нежной. Я могу быть такой — но очень устаю от этого». В итоге ей пришлось развестись. Да, все мы можем идти наперекор своему характеру — но это тяжело. Мы в NeuroColor просим проходящих тест отвечать на вопросы дважды: сначала применительно к работе, потом без оглядки на нее. Это отличный критерий искренности: где вам проще быть собой?

Смогут ли тесты в будущем подсказывать решения при найме и назначении, формировании коллектива? Например, «серотонинщиков» — в бухгалтерию, «дофаминщиков» — в отдел модернизации?

Не думаю, что стоит так сортировать людей. Но я, конечно, учитывала бы эту информацию: она помогает выстроить коллектив. Четыре стиля мышления и поведения не случайно сформировались в процессе эволюции. Представьте: первобытные люди ищут место для стоянки и вдруг находят грибы. Если среди них будут только «дофаминщики», они кинутся пробовать грибы и, возможно, отравятся. Надо, чтобы были и серотониновые особи, которые скажут: «Стоп, мы же это не едим», — и тестостероновые, которые предложат проверить грибы на собаке, и эстрогеновые, которые попытаются выяснить, кто что знает о грибах. Мы мыслим по-разному, чтобы вместе находить оптимальные решения, и в коллективе должны быть разные типы личности. Сегодня много говорят о необходимости расового, гендерного и культурного разнообразия, но забывают о вариативности мышления. Отлично, когда в компании есть женщины и меньшинства, — но если у всех одинаковый темперамент, разнообразие не так велико, как кажется.

Вы тестировали людей по всему миру. Есть ли какие-то различия между странами?

Глава Match как-то спросил меня, работает ли мой опрос­ник в других странах. Я ответила, что если он где-то даст сбой, то обнаружит свою непригодность, потому что я изучаю не американцев, а людей вообще. Сегодня тест используют в 40 странах.

Однако я обнаружила ряд региональных особенностей. Например, среди китайцев и японцев много людей серотонинового типа. Когда я рассказала об этом генетику из Принстона Ли Сильверу, он не удивился. Оказывается, есть ген, отвечающий за соблюдение социальных норм, который особенно распространен в Китае и Японии. Есть и «дофаминовый» ген, характерный для жителей бассейна Амазонки. Возможно, любознательные дофаминовые особи пришли туда из Африки, когда континенты еще не разделились. А может, в условиях Амазонии выживали лишь такие типы личности. Так что темпераменты влияют на целые культуры — и организации.

Тестостерон и эстроген — половые гормоны. Не усилит ли ваша методика гендерные стереотипы?

Да, тестостерон чаще проявляется у мужчин, а эстроген — у женщин. Но каждый из нас — комбинация черт характера. Я «эстрогенщик»: в коллективе я неконфликтна и умею слушать. Но когда я работаю одна, во мне акцентируется дофамин: я креативна и сосредоточенна. Тестостерон реализован меньше: я не упряма и плохо считаю. Но при этом я мыслю логически. Нужно учитывать все аспекты: поняв, как они сбалансированы в человеке, можно увидеть его личность в объеме.

«Поняв, как работает мозг, вы достучитесь до любого»

Работы Хелен Фишер о структурах мозга, отвечающих за характер, вкусы и привязанности, освещались в академических журналах, на конференциях TED и даже на сайте знакомств Match.com. Сегодня ее идеи применяет бизнес — например, такие компании, как Deloitte. Как сотрудник Института имени Кинси и Ратгерского университета Хелен Фишер консультирует топ-менеджеров. В 2015 году Фишер и Дэвид Лэбно — эксперт по лидерству и инновациям — основали компанию NeuroColor, занимающуюся корпоративным консалтингом.

Как вы перешли от анализа личных отношений к изучению профессиональных? Мои работы по личностным особенностям стали известны, и Дэйв Лэбно, с которым мы тогда не были знакомы, услышал мое интервью на National Public Radio. Он позвонил и сказал: «Хелен, а ведь ты изучаешь не любовь — ты изучаешь взаимоотношения». Я сразу поняла: он прав! Мой опросник для подбора пар применим к семьям, друзьям, коллегам и клиентам. Дэйв долго работал в этом бизнесе, знал все личностные тесты — и понял, что я нашла нечто прорывное.

Чем ваш тест лучше других? Он основан на химии мозга. Создавая опросник, я опиралась на работы нейробиологов, а при валидизации вместе с коллегами использовала данные функциональной МРТ.

Личность человека определяют два взаимодействующих фактора: культура (привнесенные воспитанием нормы) и темперамент (определяемый генами, гормонами и нейромедиаторами). Я изучаю темперамент. Ответ на вопрос Match.com, почему мы влюбляемся в того или иного человека, я стала искать в неврологии. Я два года штудировала литературу и все больше убеждалась, что каждая черта характера связана с одной из четырех систем гормонов — дофамин/норадреналин, серотонин, тестостерон и эстроген/окситоцин. Эта закономерность выявлена не только у человека, но и у обезьян, голубей и даже ящериц.

И как же они связаны? Экспрессия определенных генов дофаминовой системы вызывает любознательность, креативность, импульсивность, энергичность и гибкость сознания. Такие люди любят риск и новизну. Те, у кого высок уровень серотонина (или кто принимает селективные ингибиторы обратного захвата серотонина как антидепрессанты), общительны и легко социализируются. Они консервативны и не стремятся исследовать мир. Экспрессия тестостерона делает человека упрямым, прямолинейным, решительным, скептичным и напористым — а также склонным к строгим дисциплинам: инженерии, ИТ, механике, математике и музыке. Наконец, преобладание эстрогена/окситоцина характерно для интуитов и эмпатов — вдумчивых, обладающих воображением и склонных доверять окружающим.

Консультируясь со статистиком, я разработала вопросы для оценки выраженности черт, связанных с каждой из четырех систем. Затем мы разместили их на Match.com и Chemistry.com и проследили, люди с какими результатами тянулись друг к другу.

Как вы обеспечивали точность результатов? Я провела два исследования с МРТ: с молодыми и с пожилыми парами. Участники отвечали на вопросы и отправлялись в томограф. Оказалось, что у людей с высокими баллами по «дофаминовым» вопросам повышена активность дофаминовых путей. У «серотонинщиков» интенсивно работает область, ­отвечающая за ­восприятие социальных норм. «Тестостероновые» участники демонстрировали максимальную активность в структурах, отвечающих за визуальное восприятие и математическое мышление, а также в зонах влияния фетального тестостерона. Наконец, у получивших высокие баллы по эстрогену/окситоцину усиленно работали зеркальные нейроны, отвечающие за эмпатию, а также зоны влияния фетального эстрогена. Это и отличает мой тест от прочих: он измеряет именно то, что заявлено.

Значит ли это, что другие тесты не нужны? Я не против признанных систем, основанных на психологии, лингвистике или даже интуиции, — но полагаю, что они менее точны: в них не использован строгий научный метод. Например, тест Майерс — Бриггс оценивает четыре параметра: экстраверсия/интроверсия, интуиция/здравый смысл, чувство/мышление и восприятие/суждение. В вопросах на чувство/мышление противопоставляются черты, связанные с эстрогеном/окситоцином и тестостероном. Восприятие/суждение — это выбор между дофаминовыми и серотониновыми чертами. Здесь тест выстроен верно. А вот противопоставление интуиции и здравого смысла «сталкивает» эстроген и серотонин — но в мозгу их структуры не противостоят друг другу.

Что касается экстраверсии/интроверсии, сама Изабель Майерс как-то сказала, что этот параметр определяет, как человек получает энергию: находясь в компании или оставаясь в одиночестве. Однако вопросы по этому разделу также определяют, замкнут человек или общителен, — а это совершенно иное. Например, я, как и многие, отношусь к общительным интровертам: мы любим болтать с друзьями, но для «перезарядки» нуждаемся в одиночестве.

Другая проблема этого и многих других тестов — стремление распределить людей по категориям. Но мозг невозможно категоризировать. Да, мой тест определяет, насколько вам присущи черты, связанные с каждой из нейросистем: одни могут проявляться сильнее, другие слабее, — все дело в степени выраженности.

Но и вы, и Match, и Deloitte навешиваете на человека ярлык одной доминирующей системы. В чем польза такой оценки? Вот пример. Недавно я работала с мужчиной, у которого, как и у меня, высок уровень дофамина. Но серотонин, отвращающий от риска, у него был намного выше, чем у меня. И когда возникла проблема, я была уверена в своей оценке ситуации, а он стал осторожничать. Если бы я не знала химию мозга, я бы сочла его упрямцем. Но я понимала: это все серотонин. Его сомнения вызваны не мною лично и не нашим проектом — а его натурой. Это знание позволило мне сгладить назревавший конфликт и сплотить нас. Теперь я вижу пользу его серотонина для нас.

То есть нужно не только определять личностные особенности сотрудников, но и подстраиваться под коллег? Конечно. Можно изменить подачу информации, ответы на вопросы и даже язык тела так, чтобы люди с другим характером лучше восприняли ваши слова. Еще пример. Старший партнер Deloitte, слушавший мои лекции, собирался выступить перед важным клиентом. Когда его команда подготовила презентацию, была полночь, и все собирались спать. Но он вдруг понял, что в выступлении слишком много теории и мало конкретики, а слушатели, топ-менеджеры международного банка, наверняка «серотонинщики». Все вернулись к работе, переделали презентацию — и заключили миллионную сделку. Умея находить подход к человеку, вы достучитесь до любого — клиента, босса, подчиненного.

А можно ли изменить свой характер и склад ума? Да, но не полностью. Например, способности к математике привязаны к уровню тестостерона. У меня их нет. Вырасти я в семье физиков и архитекторов, я знала бы математику лучше — но все же никогда не достигла бы в ней высот. Или, скажем, можно ли сделать меня упрямой? Едва ли. Порой я вынуждена действовать жестко, но это вызывает у меня дискомфорт. Помню, после моей лекции в Смитсоновском институте ко мне подошла женщина-руководитель и пожаловалась: «На работе я решительная и авторитарная — но дома муж хотел видеть меня мягкой и нежной. Я могу быть такой — но очень устаю от этого». В итоге ей пришлось развестись. Да, все мы можем идти наперекор своему характеру — но это тяжело. Мы в NeuroColor просим проходящих тест отвечать на вопросы дважды: сначала применительно к работе, потом без оглядки на нее. Это отличный критерий искренности: где вам проще быть собой?

Смогут ли тесты в будущем подсказывать решения при найме и назначении, формировании коллектива? Например, «серотонинщиков» — в бухгалтерию, «дофаминщиков» — в отдел модернизации? Не думаю, что стоит так сортировать людей. Но я, конечно, учитывала бы эту информацию: она помогает выстроить коллектив. Четыре стиля мышления и поведения не случайно сформировались в процессе эволюции. Представьте: первобытные люди ищут место для стоянки и вдруг находят грибы. Если среди них будут только «дофаминщики», они кинутся пробовать грибы и, возможно, отравятся. Надо, чтобы были и серотониновые особи, которые скажут: «Стоп, мы же это не едим», — и тестостероновые, которые предложат проверить грибы на собаке, и эстрогеновые, которые попытаются выяснить, кто что знает о грибах. Мы мыслим по-разному, чтобы вместе находить оптимальные решения, и в коллективе должны быть разные типы личности. Сегодня много говорят о необходимости расового, гендерного и культурного разнообразия, но забывают о вариативности мышления. Отлично, когда в компании есть женщины и меньшинства, — но если у всех одинаковый темперамент, разнообразие не так велико, как кажется.

Вы тестировали людей по всему миру. Есть ли какие-то различия между странами? Глава Match как-то спросил меня, работает ли мой опрос­ник в других странах. Я ответила, что если он где-то даст сбой, то обнаружит свою непригодность, потому что я изучаю не американцев, а людей вообще. Сегодня тест используют в 40 странах.

Однако я обнаружила ряд региональных особенностей. Например, среди китайцев и японцев много людей серотонинового типа. Когда я рассказала об этом генетику из Принстона Ли Сильверу, он не удивился. Оказывается, есть ген, отвечающий за соблюдение социальных норм, который особенно распространен в Китае и Японии. Есть и «дофаминовый» ген, характерный для жителей бассейна Амазонки. Возможно, любознательные дофаминовые особи пришли туда из Африки, когда континенты еще не разделились. А может, в условиях Амазонии выживали лишь такие типы личности. Так что темпераменты влияют на целые культуры — и организации.

Тестостерон и эстроген — половые гормоны. Не усилит ли ваша методика гендерные стереотипы? Да, тестостерон чаще проявляется у мужчин, а эстроген — у женщин. Но каждый из нас — комбинация черт характера. Я «эстрогенщик»: в коллективе я неконфликтна и умею слушать. Но когда я работаю одна, во мне акцентируется дофамин: я креативна и сосредоточенна. Тестостерон реализован меньше: я не упряма и плохо считаю. Но при этом я мыслю логически. Нужно учитывать все аспекты: поняв, как они сбалансированы в человеке, можно увидеть его личность в объеме.

Источники:

http://memini.ru/discussions/30847
http://cont.ws/post/689959
http://artvesti.ru/news/articles/2017/08/08/ponyav-kak-rabotaet-mozg-vy-dostuchites-do-lyubogo/