Юлий Цезарь: синие лица «страшней других на вид. Обычаи и традиции индейцев

Юлий Цезарь: синие лица «страшней других на вид. Обычаи и традиции индейцев

После открытия Американских континентов и освоения новых земель, которое зачастую сопровождалось порабощением и истреблением коренного населения, европейцы были поражены методами борьбы индейцев. Племена индейцев старались запугать чужеземцев, и потому в ход шли самые жестокие способы расправы над людьми. Более подробно об изощренных методах умерщвления захватчиков расскажет этот пост.

“Боевой клич индейцев представляют нам как нечто настолько ужасное, что его невозможно выдержать. Его называют звуком, который заставит даже самого отважного ветерана опустить свое оружие и покинуть шеренгу.
Он оглушит его слух, от него застынет душа. Этот боевой клич не позволит ему услышать приказ и почувствовать стыд, да и вообще сохранить какие-либо ощущения, кроме ужаса смерти”.
Но пугал не столько сам боевой клич, от которого стыла кровь в жилах, сколько то, что он предвещал. Европейцы, сражавшиеся в Северной Америке, искренне чувствовали: попасть живыми в руки чудовищных раскрашенных дикарей означает судьбу пострашнее смерти.
Это вело к пыткам, человеческим жертвоприношениям, каннибализму и снятию скальпов (и все имело ритуальное значение в культуре индейцев). Это особенно способствовало возбуждению их воображения.

Самым ужасным было, вероятно, зажаривание заживо. Одного из британцев, выживших в Мононгахела в 1755 г., привязали к дереву и сжигали заживо между двумя кострами. Индейцы в это время танцевали вокруг.
Когда стоны агонизирующего человека стали слишком настойчивыми, один из воинов пробежал между двумя кострами и отсек несчастному гениталии, оставляя его истекать кровью до смерти. Тогда завывания индейцев прекратились.

Руфус Путмен, рядовой из провинциальных войск Массачусетса, 4 июля 1757 г. записал в своем дневнике следующее. Солдата, схваченного индейцами, “нашли зажаренным самым печальным образом: ногти на пальцах были вырваны, губы отрезаны до самого подбородка снизу и до самого носа сверху, его челюсть обнажилась.
С него сняли скальп, грудь рассекли, сердце вырвали, вместо него положили его патронную сумку. Левая рука оказалась прижатой к ране, томагавк оставили у него в кишках, дротик пронзил его насквозь и остался на месте, был отрезан мизинец на левой руке и маленький палец на левой ноге”.

В том же году иезуит отец Рубо встретил группу индейцев племени оттава, которые вели через лес несколько пленных англичан с веревками вокруг шеи. Вскоре после этого Рубо догнал боевой отряд и поставил свою палатку рядом с их палатками.
Он увидел большую группу индейцев, которые сидели вокруг костра и ели жареное мясо на палочках, словно это был барашек на небольшом вертеле. Когда он спросил, что это за мясо, индейцы оттава ответили: это зажаренный англичанин. Они указали на котел, в котором варились остальные части разрубленного тела.
Рядом сидели восемь военнопленных, перепуганных до смерти, которых заставили наблюдать за этим медвежьим пиром. Люди были охвачены неописуемым ужасом, подобным тому, который испытывал Одиссей в поэме Гомера, когда чудовище Сцилла уволокло с борта корабля его товарищей и бросило их перед своей пещерой, чтобы сожрать на досуге.
Рубо, пришедший в ужас, пытался протестовать. Но индейцы оттава не захотели его даже выслушать. Один молодой воин грубо сказал ему:
– У тебя французский вкус, у меня – индейский. Для меня это хорошее мясо.
Затем он пригласил Рубо присоединиться к их трапезе. Похоже, индеец обиделся, когда священник отказался.

Особую жестокость индейцы проявляли к тем, кто сражался с ними их же методами или почти усвоил их охотничье искусство. Поэтому нерегулярные лесные караульные патрули подвергались особому риску.
В январе 1757 г. рядовой Томас Браун из подразделения капитана Томаса Спайкмена рейнджеров Роджерса, одетых в зеленую военную форму, получил ранение в бою на заснеженном поле с индейцами племени абенаков.
Он ползком выбрался с поля боя и встретился с двумя другими ранеными солдатами, одного из них звали Бейкер, вторым был сам капитан Спайкмен.
Мучаясь от боли и ужаса из-за всего происходящего, они подумали (и это была большая глупость), что могут безопасно развести костер.
Почти мгновенно появились индейцы-абенаки. Брауну удалось уползти от костра подальше и спрятаться в кустарнике, из которого он наблюдал за развернувшейся трагедией. Абенаки начали с того, что раздели Спайкмена и сняли с него скальп, пока тот был еще жив. Затем они ушли, прихватив с собой Бейкера.

Браун говорил следующее: “Видя эту ужасную трагедию, я решил уползти по возможности дальше в лес и умереть там от полученных ран. Но так как я был близко к капитану Спайкмену, он меня увидел и умолял, ради всего святого, дать ему томагавк, чтобы он мог покончить с собой!
Я отказал ему и уговаривал его молиться о милосердии, так как он мог прожить всего еще несколько минут в этом ужасающем состоянии на замерзшей земле, покрытой снегом. Он просил меня передать его жене, если я доживу до того времени, когда вернусь домой, о его страшной гибели”.
Вскоре после этого Брауна схватили индейцы-абенаки, вернувшиеся на место, где они сняли скальп. Они намеревались насадить голову Спайкмена на шест. Брауну удалось выжить в плену, Бейкеру – нет.
“Индейские женщины раскололи сосну на мелкие щепки, подобные небольшим вертелам, и вонзили их в его плоть. Затем сложили костер. После этого приступили к совершению своего ритуального обряда с заклинаниями и танцами вокруг него, мне приказали делать то же самое.
По закону сохранения жизни пришлось согласиться. С тяжелым сердцем я изображал веселье. Они перерезали на нем путы и заставили бегать вперед и назад. Я слышал, как несчастный молил о милосердии. Из-за непереносимой боли и мучений он бросился в огонь и исчез”.

Но из всех индейских практик самое большое внимание ужасающихся европейцев привлекало снятие скальпов, которое продолжалось еще и в девятнадцатом столетии.
Несмотря на ряд нелепых попыток некоторых благодушных ревизионистов утверждать, будто снятие скальпов зародилось в Европе (возможно, среди вестготов, франков или скифов), совершенно понятно: оно практиковалось в Северной Америке задолго до того, как там появились европейцы.
Скальпы играли серьезную роль в североамериканской культуре, так как они использовались в трех различных целях (а возможно, служили всем трем): для “замещения” мертвых людей племени (вспомним, как индейцы всегда беспокоились о тяжелых потерях, понесенных на войне, следовательно, об уменьшении численности народа), чтобы умилостивить духов погибших, а также для смягчения скорби вдов и других родичей.

Французские ветераны Семилетней войны в Северной Америке оставили много письменных воспоминаний об этой страшной форме увечья. Приведем отрывок из записей Пушо:
“Сразу после того, как солдат падал, они подбегали к нему, коленями вставали ему на плечи, в одной руке зажав прядь волос, а в другой – нож. Они начинали отделять кожу от головы и отрывать ее одним куском. Это они делали очень быстро, а затем, демонстрируя скальп, издавали крик, который называли “кличем смерти”.
Приведем и ценный рассказ очевидца-француза, который известен только по своим инициалам – Ж.К.Б.: “Дикарь немедленно схватил свой нож и быстро сделал надрезы вокруг волос, начиная с верхней части лба и заканчивая затылком на уровне шеи. Затем он встал ногой на плечо своей жертвы, лежащей лицом вниз, и двумя руками стащил скальп за волосы, начиная с затылка и перемещаясь вперед.
После того как дикарь снимал скальп, если он не боялся, что его начнут преследовать, он вставал и начинал соскребать с него кровь и плоть, оставшиеся там.
Затем он делал обруч из зеленых ветвей, натягивал на него скальп, словно на тамбурин, и какое-то время ждал, чтобы он подсох на солнце. Кожу красили в красный цвет, волосы собирали в узел.
Затем скальп прикрепляли к длинному шесту и триумфально несли на плече в деревню или в то место, которое выбиралось для него. Но при приближении к каждому месту на своем пути он издавал столько криков, сколько у него было скальпов, извещая о своем прибытии и демонстрируя свою отвагу.
Иногда на одном шесте могло оказаться до пятнадцати скальпов. Если их было слишком много для одного шеста, то индейцы украшали скальпами несколько шестов”.

Невозможно ничем приуменьшить значение жестокости и варварства североамериканских индейцев. Но их действия следует рассматривать и в рамках контекста их воинственных культур и анимистических религий, и в рамках более крупной картины общей жестокости жизни в восемнадцатом столетии.
Жители городов и интеллектуалы, которые испытывали благоговейный ужас от каннибализма, пыток, человеческих жертвоприношений и снятия скальпов, с удовольствием посещали публичные казни. А при них (до введения гильотины) приговоренные к казни мужчины и женщины умирали мучительной смертью в течение получаса.
Европейцы не возражали, когда “предателей” подвергали варварскому ритуалу казней через повешение, утопление или четвертование, как в 1745 г. казнили повстанцев-якобитов после восстания.
Они особенно не протестовали, когда головы казненных насаживали на колы перед городами в качестве зловещего предупреждения.
Они терпимо переносили повешение на цепях, протаскивание матросов под килем (обычно это наказание завершалось фатальным исходом), а также телесные наказания в армии – настолько жестокие и суровые, что многие солдаты умирали под плетью.

Европейских солдат в восемнадцатом столетии заставляли повиноваться военной дисциплине плетью. Американские туземные воины вели борьбу за престиж, славу или за общее благо клана или племени.
Более того, массовые грабежи, мародерство и общее насилие, следовавшие за большинством успешных осад в европейских войнах, превосходили все, на что оказывались способны ирокезы или абенаки.
Перед холокостами террора, подобного разграблению Магдебурга в Тридцатилетней войне, бледнеют зверства в форте Уильям-Генри. В том же 1759 г. в Квебеке Вульф был полностью удовлетворен обстрелом города зажигательными ядрами, не беспокоясь о том, какие страдания пришлось переносить невинным мирным жителям города.
Он же оставлял после себя опустошенные районы, применяя тактику выжженной земли. Война в Северной Америке была кровавым, жестоким и ужасающим делом. И наивно рассматривать ее как борьбу цивилизации с варварством.

Помимо сказанного, специфический вопрос снятия скальпов содержит в себе и ответ. Прежде всего, европейцы (особенно – группы нерегулярных войск, подобные рейнджерам Роджерса) отвечали на снятие скальпов и причинение увечий по-своему.
Тому, что они смогли опуститься до варварства, содействовало щедрое вознаграждение – 5 фунтов стерлингов за один скальп. Это была ощутимая добавка к денежному жалованию рейнджера.
Спираль зверств и встречных зверств головокружительно вознеслась ввысь после 1757 г. С момента падения Луисбурга солдаты победоносного Хайлендерского полка отрубали головы всем индейцам, попавшемся им на пути.
Один из очевидцев сообщает: “Мы убили огромное количество индейцев. Рейнджеры и солдаты Хайлендерского полка никому не давали пощады. Мы снимали скальпы повсюду. Но нельзя отличить скальп, снятый французами, от скальпа, снятого индейцами”.

Эпидемия снятия скальпов европейцами стала настолько безудержной, что в июне 1759 г. генералу Амхёрсту пришлось выпустить чрезвычайный приказ.
“Всем разведывательным подразделениям, а также всем остальным подразделениям армии под моим командованием, несмотря на все представившиеся возможности, запрещается снимать скальпы у женщин или детей, принадлежащих противнику.
По возможности их следует забирать с собой. Если такой возможности нет, то их следует оставлять на месте, не причиняя им никакого вреда”.
Но какая польза могла быть от такой военной директивы, если все знали, что гражданские власти предлагают премию за скальпы?
В мае 1755 г. губернатор Массачусетса Уильям Шерл и назначил 40 фунтов стерлингов за скальп индейца-мужчины и 20 фунтов – за скальп женщины. Это, казалось, находилось в согласии с “кодексом” дегенеративных воинов.
Но губернатор Пенсильвании Роберт Хантер Моррис проявил свою склонность к геноциду, нацелившись на детородный пол. В 1756 г. он назначил вознаграждение, равное 30 фунтам стерлингов, за мужчину, но 50 фунтов – за женщину.

В любом случае, презренная практика назначения вознаграждения за скальпы аукнулась самым отвратительным образом: индейцы пошли на мошенничество.
Все началось с очевидного обмана, когда американские туземцы приступили к изготовлению “скальпов” из лошадиных шкур. Затем была введена практика убийства так называемых друзей и союзников только для того, чтобы делать деньги.
В достоверно документированном случае, произошедшем в 1757 г., группа индейцев чероки убила людей из дружественного племени чикасави только ради получения вознаграждения.
И, наконец, как отмечал почти каждый военный историк, индейцы стали экспертами в “размножении” скальпов. Например, те же чероки, по общему мнению, сделались таким мастерами, что могли изготовить четыре скальпа с каждого убитого ими солдата.

Семейные традиции индейцев: дети природы

Что детей всего мира связывает с индейцами? Шоколад, попкорн, жвачка и умение свободно бегать с боевыми кличами по любому пространству! Все перечисленные вкусности придумали индейцы: попкорн – обнаружив в зернах маиса способность «самовзрываться», жвачку из сока гевеи (каучук), а слово «шоколад» впервые прозвучало из уст племени майя.

Несмотря на столь забавные изобретения, глаза индейца всегда печальны, это грустный народ, и даже при просмотре фотографий в поисковиках вы редко найдете улыбающегося представителя коренного населения Америки. А вот невероятная природная глубина и удивительное желание сохранить свою историю – это можно встретить в любом индейце.

Множество народностей в современном мире постепенно утрачивают свои традиции. Многое их нас не знают истории своих семей. Усилия фольклористов по крупицам восстановить сценарии праздников, песни, былины, легенды, народные рецепты «уходят в песок»: дальше написания книг и разговоров дело не идет, в повседневную жизнь традиции не возвращаются.

А взгляд индейца с любого портрета или фотографии говорит о его гордости за свой великий народ, потому что его величие в знании, в том, что они, несмотря ни на что, передают внукам и таким образом сохраняют каждое действие и умение.

Индейцы сегодня

Индейцы расселены по всей территории Южной и Северной Америки, от Аляски до Аргентины, кто-то из них живет в резервациях (пример: племя навахо), кто-то является полноценным гражданином страны (майя, 80 % населения Гватемалы), а другие до сих пор живут в джунглях Амазонки (гуарани) и не имеют никакой связи с цивилизацией. Поэтому уклад жизни у всех разный, но удивительным образом сохраняются традиции воспитания детей и отношения к взрослым.

Индейцы Северной Америки — в основном католики и протестанты, индейцы Латинской Америки — в основном католики. У большинства индейцев Южной и Центральной Америки доиспанские верования неразрывно слились с христианством. У многих индейцев сохраняются традиционные культы. Сейчас это, как правило, театрализованные представления, сопровождающиеся танцами в масках, в том числе и во время католических и протестантских праздников.

У каждого племени свои наречия, многие владеют двумя языками, своим и английским, но у некоторых племен не имеется даже собственной письменности, поэтому самыми уважаемыми взрослыми и любимыми детьми в племени являются старейшины. Они учат мудрости, сохраняют и рассказывают истории и легенды, знают тонкости любого мастерства – плетения ковров, изготовления посуды, рыбной ловли и охоты. Они следят за соблюдением всех обрядов, а в диких племенах даже за распорядком дня.

Цезарь и зрелища

Цезарь и зрелища

То, что древние правители не особо тратили государственную казну на содержание армии и инфраструктуры (дороги, мосты, акведуки и т.д.) — это одна правда. Другая же правда заключается в том, что куда более сумасшедшие деньги богатых индивидуумов шли на завоевание любви и авторитета у простого народа. Примером тому — устроительство гладиаторских боев.

В предыдущей главе мы уже упомянули, что гладиаторские бои не значились в перечне зрелищ, организуемых государством на казенные деньги. Это кровавое действо ведет свое начало с траурных церемоний (похороны родственника мужского пола), и бои всегда организовывались состоятельными частными лицами. Битвы гладиаторов, как захватывающие спектакли, разогревали кровь и эмоции плебса. Интерес со стороны публики был неслыханный, и первым местом боев с массовым присутствием зрителей был, конечно же, древнеримский Форум.

Богачи-аристократы пускались во все тяжкие, не жалея денег на организацию погребальных игрищ. На элитных похоронах в 216 г. до н. э. развлекались видом дерущихся двадцати двух гладиаторских пар; в 200 г. до н. э. похороны сопровождали 25 пар; в 183 г. до н. э. — 60 пар, а в 174 г. до н. э. — уже 74 пары. По назначении Юлия Цезаря эдилем в 65 г. до н. э. он пообещал устроить грандиозное побоище с участием 320 пар гладиаторов! Его противники в Сенате немедленно ограничили средства, которые какой-либо эдиль мог потратить на организацию таких зрелищ.

Юлий Цезарь

Цезарю все же удалось добиться своего в 46 г. до н.э., уже после того как он разбил Помпея в гражданской войне и назначил сам себя пожизненным диктатором. Цезарь устраивал грандиозные празднества в честь своих побед и однажды организовал ошеломляющее зрелище, длившееся столько дней, сколько у него было побед. Трагическим образом эти многодневные празднества совпали со смертью его дочери — Юлии. Чтобы представить всю грандиозность этого события, процитируем историка Светония:

«Цезарь восшествовал на Капитолий в сопровождении 40 слонов, увешанных по бокам горящими лампами. На праздновании блестящей победы над Понтием впереди триумфальной процессии несли полотнище с надписью: « Veni, vidi, vici» — «Пришел, увидел, победил». Лаконичная фраза сообщала другим оставшимся противникам Цезаря, с какой быстротой он разберется со всеми ими.

К ноге каждого из его легионеров-ветеранов он бросил. 24 тысячи сестерциев (1 сестерций -5 нынешних фунтов стерлингов). Каждый из них как подарок получил во владение участок земли. Каждому гражданину мужского пола преподнесли два модия пшеничного зерна и два фунта оливкового масла, триста сестерциев (это было его давнее обещание) и сверх того по сотне сестерциев в качестве компенсации за то, что это обещание долго не выполнялось. Император также облегчил долг тем римлянам, кто платил за аренду жилья до 2 тыс. сестерциев в год, и гражданам италийских провинций, платившим до 500 сестерциев в год. Вдобавок он организовал всеобщее пиршество с дополнительной раздачей мяса, а после победы в Испании — два пира кряду. А когда он решил, что всего этого недостаточно, через 5 дней все повторилось.

Цезарь на свои средства организовал ряд представлений — гладиаторские бои и театральные постановки во всех районах города, где актеры играли, кстати, на других, кроме латыни, языках; а также соревнования атлетов, морские бои, цирковые представления. Пять дней развлекали народ кровавые схватки диких зверей. Под занавес сошлись друг с другом в бою пять сотен солдат, выстроенных в шеренги, двадцать слонов и триста воинов, закованных в латы. Для большей натуральности на арене построили два военных лагеря. На временном стадионе (на Марсовом поле) происходили трехдневные состязания атлетов. В морском бою, организованном на искусственном озере, дрались между собой военные суда с двумя, тремя и четырьмя рядами гребных весел; корабли символизировали флоты Тира и Египта, и на каждом находилось множество воинов.

Привлеченное зрелищами и пиршествами, в Рим съехалось несметное число гостей из провинции. Повсюду на улицах и обочинах дорог вырастали палатки. Скопление народа было так велико, что в давках, помимо простого плебса, погибли даже два сенатора».

Хотим подчеркнуть, что все это великолепие было организовано Цезарем именно на свои, а не государственные деньги. И практика такая была абсолютно типична для всего древнего греко-романского мира. Другими словами, заигрывание с плебсом было выгодно не только государству, но и просто состоятельным людям, какими бы расчетами, социальным или политическим, они ни руководствовались.

Источники:

http://trinixy.ru/114369-kak-postupali-indeycy-so-svoimi-zhertvami-34-foto.html
http://letidor.ru/psihologiya/semeynye-tradicii-indeycev-deti-prirody.htm
http://history.wikireading.ru/164413